Как в СССР проводили свадьбы? Советская свадьба... какие были обычаи и ритуалы...

«Трижды бывает дивен человек...»

...Сегодняшние свадьбы необычайно многолюдны — приходит на свадьбу около ста человек, и праздник длится два дня.

А такая свадьба, согласитесь, требует своей программы. К сожалению, ни клубные работники, ни сами гости зачастую не знают старинных ритуальных игр, а новые пока не утвердили себя.

Так как же организовать праздник?

Итак, обрядный «бум»

«Трижды бывает дивен человек, — говорится в одной старой книге, — когда родится, женится и умирает». Сегодняшний наш разговор — о клубе и этих трех днях в человеческой жизни.

Конечно, для бытовых обрядов существуют учреждения, на то специально предназначенные, а для клубов они вроде донорства, «необязательная обязанность». Во всяком случае, в отчетных клубных документах такой графы нет, в сметах нет такой статьи, в программах для институтов культуры и культпросвет-училищ нет специального курса. Но на практике же картина такова. Дворцы бракосочетаний есть пока не во всех областных центрах. Что уж тут говорить о малых городах, райцентрах, селах, где проживает большая часть нашего народа? Правда, загсы невеликих селений стараются обставить свои малометражные конторы «под Дворец», именуя их для благозвучия «комнатами счастья», но комната — это комната. В комнате тесно, между тем сегодняшние бытовые обряды — уже по многолюдству! — могут быть смело приравнены к общественным мероприятиям: например, в Костромской области на свадьбу приглашают в среднем 100 человек. Короче, требуется зал! И в результате острая для периферии проблема с ритуальными залами в жизни разрешается вот как: на необъятных просторах нашей Родины регистрирует рождения, «венчает» и провожает в последний путь все тот же многострадальный завклубом.

Занимается он этим делом, надо сказать, не без смущения, ибо знает обряды лишь по тощеньким брошюркам, которые содержат не столько сведения о ритуалах, сколько доказательства, как важно, нужно и должно их знать.

Между тем мы переживаем сейчас своеобразный процесс: капиталовложения населения в бытовые обряды растут не по дням, а по часам. Вот средние «цены» обрядов по Костромской области: свадьба — 1000 рублей (и это еще не самая богатая, а вполне «средняя» свадьба!), поминки — 500 рублей.

Отчего же обряды «подскочили в цене» не только экономически, но и во мнении людей о них? Задаю этот вопрос мастеру деревообделочного цеха Нине Ивановне, затратившей на свадьбу сына 1300 рублей (прошу прощения, но поскольку бытовые обряды дело семейное и деликатное, не буду приводить здесь и в дальнейшем фамилий героев, а назову лишь место действия: Кострома, Волгореченск, села Минское и Караваево). Нина Ивановна молчит. И вдруг взрывается горячими словами: «А это мечта моя — чтобы сын единожды женился. И каждая мать так — про себя сомневается, плачет, а сама назло верит: единственный раз! Я и Володюше так сказала: «Вот, — говорю, — тебе, сынка, деньги на свадьбу. Трудным трудом их собирала, а сейчас легко тебе отдаю, потому что это вера моя в тебя...»

Наивна ли вера матерей, что их экономически серьезное восприятие свадьбы охранит семью от развала? Да не совсем. По крайней мере, судя по статистике загсов, значительная часть разводов падает на первый год и даже на первые месяцы существования молодой семьи. А это значит, что семья распалась не по каким-то сложным и, возможно, уважительным причинам духовного несогласия, а из-за детски безнравственного, неосмысленного отношения к браку. Сходили замуж, как в кино сбегали...

На мой взгляд, существуют три причины, объясняющие сегодняшний процесс усиления обрядности.

Причина первая: стремление старшего поколения поднять и возвеличить статус семьи. С этой точки зрения, нынешняя свадьба зачастую представляет собой трогательное коллективное поклонение семье — я видела, как в Костроме регулировщики властно перекрывали движение и элегантно-торжественно открывали свадебному поезду сплошной зеленый свет. Я видела, как у выхода из загса старухи низко — в пояс! — кланялись молодым... Я бы даже сказала, что есть такая печальная закономерность: чем больше разводов и детского горя из-за «воскресных пап», тем ниже кланяются эти старухи, как бы заговаривая беду.

Причина вторая: бытовые обряды — важный механизм поддерживания родственных и общественных связей. Сегодня это значимо, потому что отдельные квартиры, неудобные маршруты городского транспорта и, напротив, удобные авиалинии нередко «распыляют» друзей и родню едва ли не по всему Союзу. У провинции на этот счет свой обычай: все можно, одного нельзя — не приехать на похороны или свадьбу. Вот и соберется в итоге около ста человек — прилетит друг из Москвы, прибудет свояк из Магадана, а то, бывает, полдеревни сядет в поезд, поспешая в город, к родне...

И, наконец, третья причина: «богатея» экономически, обряды не могут не богатеть по содержанию, потому что многолюдное и обычно двухдневное (не меньше!) застолье требует своей программы. Чем заполнить двое суток? К сожалению, старинных ритуальных игр ни клубные работники, ни сами гости зачастую не знают.

Собственно, эта статья написана по «заявкам» клубных работников. Вот даже о чем просят они: разобрать обряд целиком, а не только «клубную» часть его. Потому что, хотя сами клубные работники не числят себя знатоками обрядов, люди рассуждают иначе и накануне регистрации приходят в клуб советоваться: что купить, где какой тост сказать и как идти регистрироваться — с елочкой или без елочки? Да кто его знает про эту елочку?! Вот и давайте разбираться вместе...

И для начала сравним свадьбу двух подружек — Лиды и Пани. Денег на обе свадьбы ушло одинаково много, но про Лидину свадьбу говорят, что это была свадьба «богатая», а про Панину...

Что же такое богатая свадьба?

Самую богатую свадьбу я видела в клубе опытного хозяйства «Минское». Здешний народный хор восстановил и поставил на сцене старинный свадебный обряд — и полились в зал песни такой красоты, что обмерли слушатели. А на сцене между тем развертывается сюжет — вот собрались девушки на девичник: оплакивают невесту и украшают лентами маленькую традиционную елочку. Кстати, о елочке, поскольку с ней было связано немало вопросов. Елочка — это «девья краса», символ беспечной юности или в другой трактовке «невинность». С елочкой прежде шли к венцу. С нею же плясали на второй день свадьбы, выхваливая «честную» невесту. Сегодня елочка полностью исчезла из свадебного ритуала, но волею обстоятельств возродилась в другом обряде: когда юноша получает повестку о призыве в армию, к воротам или дверям подъезда прикрепляют все ту же ряженую елочку. Это весть окружающим, это приглашение зайти проститься и это по-прежнему символ прощания с беспечным юношеским житьем. Словом, елочка из девичника перекочевала в «мальчишник».

Любопытный «перевертыш» произошел и со свадебными плачами. По старинному обычаю свадьба начиналась с печали. И не потому, что невеста обязательно шла замуж за немилого (с чего мы взяли, что в старину милых не было?!). Такова этическая обязанность — погоревать, прощаясь с родительским домом, и вложить в плач прощания всю любовь к своему роду. К моему удивлению, иные современные свадьбы на Костромщине также начинаются с какой-то раздумчиво-грустной ноты — первый свадебный тост на них не традиционная здравица молодым, а своего рода «монолог о родителях»: сколько нелегкого они вынесли и как трудно давались дети. А если есть в семье погибшие, то обязательно помянут тех, кто хотел бы, да не придет за этот свадебный стол. Так начиналась Лидина свадьба, и Лида даже растерялась, увидев, что плачет мать, а гости прячут влажные глаза: к месту ли слезы на свадьбе?! «А ты погорюй, Лидуша, погорюй, — зашептала ей бабка. И пригрозила: — «Не поплачешь за столом, поплачешь за столбом» (потом, после свадьбы). Словом, если бы мы стали доискиваться причин, почему само собой, стихийно родился сегодняшний обычай ехать после загса к Вечному огню, братским могилам, памятникам павшим, то вот она психологическая предыстория: первый свадебный поклон тем, кому обязан жизнью...

И еще раз о «слезах» (пусть всего лишь потаенных). А не развлекательная это, в общем-то, поездка: к тем, кто не дожил. Говорю об этом потому, что в памятных свадебных альбомах нет-нет да и встретишь странную фотографию: молодые тщательно позируют перед фотографом, изображая приличествующую, по их мнению, свадьбе «улыбочку», — и это на фоне трагических братских могил. Уж лучше бы не ездили!

Но как ни прекрасна свадьба-концерт, было бы наивным мечтать о возвращении старинного обряда в нашу сегодняшнюю жизнь. Потому что попробуйте предложить современному человеку вжиться в роль старинного свадебного спектакля и для начала хотя бы обратиться к невесте «по-дедовски»: «суженая-ряженая», «сударушка», «княгинюшка». Притворство!

Так как же быть с наполнением свадебного обряда? А может быть, встать на путь заимствования разных приемов из свадеб разных времен и народов? Что же, возможно, такой путь и плодотворен, но я, например, не верю в него, ибо виденные мною «лоскутно-заимствованные» обряды являли собой как на подбор образцы пошлости и безвкусицы. С народным обычаем, как с народным костюмом, — он не может не опираться на определенную этнографическую культуру. Кстати, единственное, что резануло глаз на свадьбе-концерте в клубе, была «русская народная» одежда артистов. Точнее, опереточно-народная, абстрактно-русская, а ведь нет абстрактной России — есть старинный крестьянский костюм Костромы, Вологды, Чухломы (везде свой и везде прекрасный по гармонии красок и линий!). Вот даже какой вопрос хотелось задать читателю в этой связи: почему литовское, русское, узбекское народное искусство, и обрядовый фольклор в том числе, при всем их внешнем различии состоят друг с другом в глубоком нравственном родстве и пронизаны духом интернационализма, а абстрактно-поднациональное искусство самодовольно ограниченно и неизбежно карикатурно? Есть, видимо, свой секрет в том, что грузин или русский, поклонившись родной матери, тем самым кланяется матерям других народов...

Вот почему мне представляется более перспективным путь глубинного проникновения в этнографическую историю народа, потому что только после прочтения «внутреннего» смысла обряда может обнажиться вполне земная сердцевина его, а именно: обряд есть форма народной педагогики и способ передачи этических заповедей от поколения к поколению. Сама форма «дедова обычая», как мы уже разбирали выше, может с легкостью «искажаться» или переиначиваться внуками — ради уточнения смысла нравственного правила. Устойчиво в изменчивой форме единственное — это обязательное обучение через действие и с помощью своеобразной «суеверной» ритуальной игры.

Два слова об обрядовых суевериях, точнее, о готовности взрослых людей играть в ритуальную игру с верой в серьезность собственных действий. Понять природу обрядового суеверия проще всего на такой модели: даже самые лютые атеисты деревни, как я замечала, свято верят в примету, что если в первый день жатвы (на «зажинки») сжать особо много, то вся жатва пойдет «путем». Суеверие? Да нет, скорее своеобразная трудовая психотерапия, ибо, говоря по-газетному, «важно с самого начала войти в ритм и задать темп». Не случайно первые, начальные дни обычно обрядовые — в этот день полагается вести себя выверенно-точно, как бы создавая модель идеальной жизни и «навязывая» ее будущему (а точнее, «внушая» самому себе определенные идеалы и правила поведения). Кстати, с точки зрения обрядовой педагогики клубные дни посвящения в рабочие удивительно «не обрядны». В первый день работы новички, как правило, болтаются не у дел, не зарабатывают ни рубля, а потом им жмут руки и напутствуют речами. (Слова, слова! Между тем в обрядовой педагогике слово есть дело, и оно почти обязано «овеществиться» в ритуальном поступке.)

И вот здесь чрезвычайно интересно разобрать неслучайную ошибку Пани, принявшей вполне современную свадьбу своей подруги Лиды за настоящую «старинную». Сравним же свадьбы двух подружек.

Торжественная регистрация брака Пани происходила в дворцовом помещении городского загса Костромы. Лида же регистрировалась «по-деревенски» — в клубе прилегающего к городу знаменитого учхоза «Караваево». А поскольку требование к обрядам порой сводится к тезису: «Чтобы все происходило в красивой и торжественной обстановке!», Паню с этой точки зрения следует считать более везучей — она шествовала на седьмое небо своего счастья по утопающим в цветах коврам и среди отблеска зеркал и паркета. Лиде же на этот день выпали требующие капитального ремонта стены, а за отсутствием буфета шампанское было принесено с собой в авоське... И все-таки когда Лиде, Пане, многим другим собеседникам я поочередно задавала вопрос: где бы они хотели регистрироваться — в московском, ленинградском, костромском Дворце бракосочетания и т. п.? — ответ был одинаков: «Ну, сравнили! Конечно, в клубе». Вот вам и требующие капитального ремонта стены...

Да, клубы сегодня лидируют в обрядовом творчестве, потому что Дворцы бракосочетания попались в своеобразную архитектурную ловушку: Дворец — один, а у молодых есть только одна суббота и воскресенье для свадебного пира. И по субботам Дворцы бракосочетания работают в темпе хорошего фабричного конвейера — например, костромской Дворец пропускает за четыре субботних часа от 40 до 60 человек. Да при этом говорят самые теплые слова, но все же трудно избавиться от неприятного чувства: 6-10 минут на пару — «Следующие!». Конвейер!

К чести костромских клубов, они сразу настояли на «железном правиле»: не принимать за субботу больше 4-6 пар. Регламент клубного обряда — 30-45 минут плюс обязательные 10-15 минут «запаса», ибо, по мнению клубных работников, «наезд» двух свадеб друг на друга неэтичен и не эстетичен. Впрочем, клубы могут себе позволить такую «вольность», как час на бракосочетание, — их много...

Открою здесь маленький секрет клубных работников — вслух они бранят «свалившиеся на их шею» свадебные обряды («Не наше дело! Сами себя наказали!»), но не верьте этим словам: у клуба со свадьбами брак по любви. Любят, потому что умеют «править» свадьбой. Да и народ в эти дни послушен первому слову завклубом — с утра приходят в клуб родные и близкие молодых, приготовляя все необходимое для регистрации: свежевыпеченные домашние караваи на расшитых рушниках, шампанское, корзины с «выкупом», сласти для сбегающихся на свадьбу детей и ведра, ведра цветов (потом выстроившиеся шпалерами дети будут, кланяясь, устилать цветами дорогу молодым).

Рискуя ошибиться, все же классифицирую разницу между свадьбой во Дворце бракосочетания и клубе таким образом: в первом случае это скорее торжественная регистрация с упором на слово к молодым, во втором случае — именно обряд с акцентом на ритуальные действия самих молодых. Здесь, в клубе, молодые переломят свой первый хлеб, станцуют свой первый вальс, а потом сдадут шуточный экзамен на знание привычек друг друга (вопросы молодым типа: «Знаете ли вы размер рубашки мужа?» и соответственно молодому — о любимых духах или цветах жены). Здесь же, в клубе, они столкнутся и с «первой трудностью» в жизни — ленты перегородят им выход из клуба и молодой должен будет «выручить» жену, перенести ее через препятствие на руках. И здесь же, в клубе, им будет предложено начать свой жизненный путь непременным добрым делом — посадить куст роз или деревце в аллее молодоженов... Любопытно, что молодые с величайшей охотой идут на всевозможные «подвиги» во имя любви и просят одного: побольше бы всяких «испытаний» и веселых свадебных приключений. «Скажи им, — смеется Софья Ивановна Заречная, директор Волгореченского Дома культуры «Энергетик», — что в день свадьбы надо забетонировать шоссе до клуба, что вы думаете — не забетонируют?!»

Однако мы условились говорить о свадьбе Лиды, а потому вернемся из Волгореченска в Караваево. На крыльце клуба свадьбу Лиды встретили хлебом-солью, а люди пожелали Лиде «урожайной жизни», засевая ей путь зерном...

Обрядами в караваевском клубе занимается депутат поссовета, член правления клуба, заведующая яслями Екатерина Ивановна Бахарева. Два дара дано Екатерине Ивановне. Один — способность достать словом до сердца. Другой — редкая памятливость на людские судьбы. Вот и тогда подивились люди, потому что Екатерина Ивановна рассказала Лиде родословную их семьи... Еще любит Екатерина Ивановна рассказать молодым сказку или притчу. Лиде она рассказала иносказательно историю о временах года: весна — любовь и юность человека, потом будет лето, осень. А однажды наступит суровая зима с белой вьюгой волос. «Готовы ли вы к испытаниям? — спрашивает Екатерина Ивановна молодых? — Будете ли в трудный час биться с бедой в четыре руки?» Затем Екатерина Ивановна «переворачивает» их жизнь, поворотив молодых на 360 градусов: вошли сюда женихом и невестой — уходите одной семьей. И кланяясь, подносит им на блюде — один на семью! — бокал с шампанским: «И горько пополам, и сладко пополам!»

Так и прижился в Караваеве этот обычай, почитаемый ныне за «старинный» — одна рюмка для молодоженов на свадебном пиру: «и горько пополам, и сладко пополам...» Кстати, этот обычай действительно соответствует древнему свадебному этикету, запрещающему молодоженам пить на свадьбе: на весь свадебный пир им полагалось по единственной чисто символической рюмке вина. С брачным сухим законом связаны самые страшные суеверия и запугивания народной педагогики: родятся дети с рогами и копытами, если молодые позволят себе спьяну коснуться общей подушки. Сегодня никто не верит в «бабушкины сказки». Но однажды я видела вычерченный социологами график роста пьянства и повторяющий его до малейших изгибов график роста детской дебильности. Это было очень страшно. А медики между тем бьют тревогу по новому поводу: участились случаи скрытой детской дебильности, выявляемой лишь на уровне школы. Такие дети плохо учатся, отстают в развитии — безнадежно, навсегда отстают, ибо тщательное медицинское обследование выявляет метину пьяной ночи: недоразвитые передние доли мозга. Нет бесстыднее преступления против детей.

К несчастью, сегодня в ходу и другая версия «дедова обычая» — наливать молодым по полной: «Чтобы жизнь полной была!», «Пей до дна — счастье на донышке!» А какой-то «знаток старины» ввел в употребление и такой «народный» обычай — молодые должны выпить с каждым, кто одаряет их подарком. Так было на Паниной свадьбе, и Паня потом долго болела. А на Лидиной свадьбе вручение подарков шло иначе — сваха каждому гостю поочередно подносила на подносе рюмку вина, а тот «отдаривал» за вино. Симпатично в этом обычае вот что: во-первых, в этот момент из всей свадьбы имеет право пить только один гость, во-вторых, это игровое вручение подарков, ибо свой настоящий свадебный подарок гость обычно старается «сбыть с рук» незаметно и непременно запакованным (чтобы не возникало стыдного момента сопоставления подарков по «богатству»). Зато на поднос выкладывает с шумом и тостом «бесценный дар»: «Вот тебе свекла — поцелуй свекра!», «Вот тебе кирпич — чтобы выиграл в лотерею «Москвич»!, «Вот вам нитки и игла, чтоб жена за мужем шла...» И пока гости будут развлекать собравшихся каждый своей выдумкой, свадьба и насмеется, и отдохнет от тяжкого, увы, традиционного водочного марафона...

К сожалению, таких свадебных игр немного. Например, Паня очень жалела, что на ее свадьбе не было веселых «грачей». Поясню, что «грачи» — это зрители, считающие своим долгом навестить свадьбу, поскольку невеста с их улицы или с их двора. Это «грачи» приходят «биться» за невесту, «не выдавая» ее жениху и не пуская во двор жениховскую дружину. Лидина мама, например, волновалась, а придут ли соседи «грачить» на их свадьбу, ибо «грачат» лишь тем, кого на улице считают «своими». Волновалась она зря, потому что в день свадьбы весь их многоэтажный дом высыпал во двор и встал «стеной», не пуская «чужака». И тогда начались торги — Лидина родня и дружина жениха несли «грачам» пироги и вино на подносах, убеждая, что приехал «не враг-чужак», а «родной да свой».

А за «грачей» Пане особенно обидно, потому что их свадебному поезду перегородили дорогу не «грачи», а рвачи-выпивохи, повадившиеся устраивать на излюбленных молодоженами дорогах к Волге свои «алкогольные заставы». Работают алкоголики «под народ», зычно требуя «выкупа» за невесту, отроду не виданную ими в глаза. Скандалят, если дают мало. И муж Пани, не желая связываться, брезгливо протянул им из машины 25 рублей...

«Счастливая ты, Лидуша, — радуется за подругу Паня. — Уж как мне твоя свадьба полюбилася». И, правда, Лидина свадьба запомнилась им надолго, потому что народ подобрался «певчий» и веселый в игре. А когда на второй день Лида вышла к гостям, то обнаружилось, что спать так и не ложились, потому что съехались три деревни и, заспорив, в чьей деревне лучше танцуют кадриль, протанцевали всю ночь...

Постоянная борьба с временными трудностями

Разговор о двух других бытовых обрядах будет вынужденно коротким, хотя именно они самые «тяжелые»: около 25 процентов новорожденных до сих пор крестят, а отпевают — большинство умерших (чаще заочно).

Нет, дела с торжественной регистрацией новорожденных обстоят не так плохо, как можно подумать. Костромские клубные работники одержали, на мой взгляд, большую победу, добившись того, что все метрики вручают на торжественной регистрации в клубе. А это очень много — превратить обряд из «показательного», эпизодического мероприятия в нормальное жизненное явление.

Устойчивости обряда костромичи добились благодаря «бюрократической» въедливости клубных работников, потому что, давайте честно, ради концерта и метрик кормящая мать в клуб не пойдет (свои «концерты» дома). И, чтобы собрать людей, надо:

а) узнать о событии, договориться и послать приглашение семье новорожденного;

б) созвониться, списаться и настоять, чтобы на вечер в клуб пришел представитель с работы родителей и непременно с подарком от коллектива (ведь это и обеспечивает стопроцентную явку — будут «свои» и «свои» готовят подарок!). А кроме того, надо подготовить концерт, достать цветы, организовать торговлю детскими книжками и игрушками. А еще надо привести из яслей калориферы, кроватки и пеленальные столики, а потом обнаруживается, что врач «отменяет» вечер ввиду эпидемии гриппа, а потом...

Пока клубы не в силах устраивать вечера торжественной регистрации чаще, чем раз в два-три месяца. А это значит, что нарушается закон о регистрации ребенка в первый месяц. Это значит, что предприятие, приготовившее семье новорожденного типичный подарок — коляску, вручает ее нередко уже трехмесячному младенцу, а коляска нужна с первых дней...

Это значит, что с клубов надо строго спросить за «ляпы» с обрядами... и нельзя спрашивать с клубов! Нельзя потому, что на клубах «лежат» не только свадьбы и регистрации новорожденных. Здесь же происходят гражданские панихиды — уходят из жизни ветераны труда, и весь завод приходит в клуб отдать последнюю честь человеку...

Клуб часто «не работает», отменяя репетиции и закрывая доступ в библиотеку, потому что неэтично пропускать людей через фойе в ритуальный день...

Вот даже какая тайная мысль не дает мне покоя на протяжении всего нашего разговора — а ведь во имя интересов клубного дела правильнее было бы написать статью с требованием освободить клубы от бытовых обрядов! Тем более что такое освобождение должно бы произойти, потому что по идее (в теории!) выстроят со временем Дворцы бракосочетания и Дома ритуалов в малых городах и райцентрах — так задумано... Прошу прощения, но авторам этой идеи мне бы хотелось ответить словами катаевского мальчика Вани Солнцева: «Неправда ваша, дяденька Биденко!» Власти малого города не могут пойти на строительство Дворца бракосочетаний, зная, что на их город приходится за год около 50 свадеб и рождений. То есть такой Дворец либо будет большую часть времени простаивать, либо из соображений экономики он должен быть тем самым комнатно-малометражным «Дворцом». Короче, в жизни как в жизни — малые города, райцентры, села строят (или мечтают выстроить) настоящие Дворцы культуры, полагая, что там уж сыщется местечко и для ритуалов.

Проблема обрядов, таким образом, находится в состоянии архитектурной и финансовой двусмысленности: архитекторы не закладывают в проекты Дворцов и Домов культуры ритуальные залы, потому что (см. выше) должны быть выстроены Дворцы бракосочетания. А поскольку таковых не строят, загсы вселяются в залы клубов... а клубным работникам не платят ни копейки, потому что вроде бы и не они (на бумаге!) занимаются бытовыми обрядами.

Проблема усложняется тем, что работникам загсов, по их единодушному признанию, под силу лишь торжественная регистрация, но не обряд с его сугубо «клубной» ритуалистикой и режиссурой. Собственно, крещение детей и особенно отпевание в церкви — это расплата за то, что два заглавных дня в книге бытия до сих пор не стали гражданскими обрядами. В траурный день в церковь идут, обратите внимание, атеисты, потому что надо же хоть куда-то пойти и зажечь (таков древний и еще дорелигиозный обычай) поминальный огонь. В Костромской области, рискну утверждать, отпевали и будут отпевать до тех пор, пока церковь остается единственным местом, где можно поставить свечку, потому что здесь жив обычай поминального огня (свечей по-современному), и всякий, приходящий проститься с ушедшим, кладет на тарелочку в ногах свою «ветку в огонь»: деньги на свечи.

Вот даже как надо поставить вопрос: проблема бытовых обрядов неразрешима на общественных началах, пока клубы могут заниматься ими постольку, поскольку им позволяют собственные дела. То есть необходимы специальные залы ритуалов в клубах и штатные специалисты по обрядам. По крайней мере, практика жизни малых городов, райцентров, сел пока не подсказывает другого выхода...

Н. Павлова, наш спец. корр.
1976 г.