Кладбище в Дубултах
Это было очень давно... во времена Советского Союза... в Прибалтике...
Тихие похороны рыбака
Летом, в полдень, даже здесь чувствуется жаркое дыхание близкого взморья, трудно поверить, что темную, холодную, бурную ночь сменил душный распаренный день... Трудно поверить, что еще вчера море ярилось, сверкали молнии и хлестал дождь, хрипели, разбиваясь о берег, черные гребни волн.
Узки кладбищенские дорожки, невысоки могильные холмики, но места здесь хватает всем... Как трогательны эти наивные изречения, начертанные на могильных плитах!.. Очистив потрескавшийся гранит от зеленого мха, я с трудом разобрал надпись: «Не удостоится похвалы тотъ, кто презираьтъ міръ сей! Ахъ, не отрекайтесь отъ міра сьго, и землю покидайте лищь въ согласіи съ собою!».
Солнце уже готовилось скрыться за высокими, стройными, как похоронные свечи, медово-желтыми соснами. Пахло прелой листвой.
Я вздрогнул, внезапно увидев в конце дорожки свеженасыпанный песчаный холмик. Рядом зияла яма...
На кладбище показалась похоронная процессия. Голубой, как морская вода, гроб несли четверо мужчин. За ними шел человек в черном. Это священник... Следом, опустив голову, ступала женщина; ее лицо прикрывала черная вуаль. Замыкали процессию пятеро стариков с выдубленными ветром лицами.
Процессия медленно продвигалась по усыпанной гравием кладбищенской дорожке...
Не было традиционного оркестра, не было и непременных на деревенских похоронах плачей и стенаний...
Венок был украшен перьями чаек и влажными водорослями.
Лица людей, сопровождавших гроб, были непроницаемы, словно высечены из твердого сухого дуба, губы плотно сжаты. Лишь по запавшим щекам катились тихие слезы...
У открытой могильной ямы человек в черном склонил голову. В руке его — видавший виды старинный молитвенник в черном переплете. Но с уст священника не слетело ни единого слова молитвы...
Застучали о крышку гроба комья земли...
Ни плача, ни вздоха, ни стона...
Такая тишина страшнее раската грома.
Я растерялся: не духи ли тьмы собрались на кладбище?
Птица пролетела над деревьями: нет, я не сплю.
На свежую, в безмолвии насыпанную могилу падают немые цветы. Все очень просто: друзья умершего — немые. Они провожают товарища своего, такого же, как они, глухонемого рыбака. После ночной бури выбросили волны посиневшее тело его на солнцепек, на песчаное золото взморья...
Много лет ловил покойный в Балтийском море немых рыб... Чудно как-то: немой рыбак ловил немых рыб... Молча он и в пучину морскую канул, тех же рыб удивив, быть может...
Не услышали его беззвучного крика о помощи ни земля, ни небо, ни товарищи, ни вот эта вдова в черной вуали...
И сам он погиб, так ни разу и не услыхав рокота волн, шепота любимой, крика своего первенца, смеха, шума дубравы, злого, несправедливого окрика. Не привелось ему услышать ни завывания бури, ни величественного гула колоколов...
Тихая процессия, тихо поклонившись немой могиле, отправляется в обратный путь. Теперь ее завершает человек во всем черном, тоже глухонемой — это пастор рыбацкого поселка... Его безмолвные молитвы никогда не достигнут неба... А может, он, низко склонившись, молился не небесам, а жестокому морю и матери земле, только что принявшей в свое лоно безмолвного рыбака Балтики...
Я остался один среди крестов, безмолвных могил и замшелых надгробий.
Тени деревьев и трав слились. Ветер, молчавший с утра, нежно прошелестел и принес на кладбище влажный запах водорослей и моря...
Все это мне не приснилось и не пригрезилось, я увидел это на маленьком латышском кладбище в Дубултах.
Узки кладбищенские дорожки, невысоки могильные холмики, но места здесь хватает всем... Как трогательны эти наивные изречения, начертанные на могильных плитах!.. Очистив потрескавшийся гранит от зеленого мха, я с трудом разобрал надпись: «Не удостоится похвалы тотъ, кто презираьтъ міръ сей! Ахъ, не отрекайтесь отъ міра сьго, и землю покидайте лищь въ согласіи съ собою!».
Солнце уже готовилось скрыться за высокими, стройными, как похоронные свечи, медово-желтыми соснами. Пахло прелой листвой.
Я вздрогнул, внезапно увидев в конце дорожки свеженасыпанный песчаный холмик. Рядом зияла яма...
На кладбище показалась похоронная процессия. Голубой, как морская вода, гроб несли четверо мужчин. За ними шел человек в черном. Это священник... Следом, опустив голову, ступала женщина; ее лицо прикрывала черная вуаль. Замыкали процессию пятеро стариков с выдубленными ветром лицами.
Процессия медленно продвигалась по усыпанной гравием кладбищенской дорожке...
Не было традиционного оркестра, не было и непременных на деревенских похоронах плачей и стенаний...
Венок был украшен перьями чаек и влажными водорослями.
Лица людей, сопровождавших гроб, были непроницаемы, словно высечены из твердого сухого дуба, губы плотно сжаты. Лишь по запавшим щекам катились тихие слезы...
У открытой могильной ямы человек в черном склонил голову. В руке его — видавший виды старинный молитвенник в черном переплете. Но с уст священника не слетело ни единого слова молитвы...
Застучали о крышку гроба комья земли...
Ни плача, ни вздоха, ни стона...
Такая тишина страшнее раската грома.
Я растерялся: не духи ли тьмы собрались на кладбище?
Птица пролетела над деревьями: нет, я не сплю.
На свежую, в безмолвии насыпанную могилу падают немые цветы. Все очень просто: друзья умершего — немые. Они провожают товарища своего, такого же, как они, глухонемого рыбака. После ночной бури выбросили волны посиневшее тело его на солнцепек, на песчаное золото взморья...
Много лет ловил покойный в Балтийском море немых рыб... Чудно как-то: немой рыбак ловил немых рыб... Молча он и в пучину морскую канул, тех же рыб удивив, быть может...
Не услышали его беззвучного крика о помощи ни земля, ни небо, ни товарищи, ни вот эта вдова в черной вуали...
И сам он погиб, так ни разу и не услыхав рокота волн, шепота любимой, крика своего первенца, смеха, шума дубравы, злого, несправедливого окрика. Не привелось ему услышать ни завывания бури, ни величественного гула колоколов...
Тихая процессия, тихо поклонившись немой могиле, отправляется в обратный путь. Теперь ее завершает человек во всем черном, тоже глухонемой — это пастор рыбацкого поселка... Его безмолвные молитвы никогда не достигнут неба... А может, он, низко склонившись, молился не небесам, а жестокому морю и матери земле, только что принявшей в свое лоно безмолвного рыбака Балтики...
Я остался один среди крестов, безмолвных могил и замшелых надгробий.
Тени деревьев и трав слились. Ветер, молчавший с утра, нежно прошелестел и принес на кладбище влажный запах водорослей и моря...
Все это мне не приснилось и не пригрезилось, я увидел это на маленьком латышском кладбище в Дубултах.
Витаутас Мисявичюс
Перевод с литовского В. Чепайтиса
1988 г.
Перевод с литовского В. Чепайтиса
1988 г.
***
Admin-uzzer June 03 2024 55 прочтений
0 комментариев
Печать
Комментариев нет.